То неловкое чувство, когда расписал всю свою жизнь вплоть до смерти, выполнил все то, что запланировал, смирился с последним и тут... бац!...
Жизнь после смерти.
Поначалу Жерару казалось, что он очнулся в преисподней. Кромешная тьма, он не может дышать, вокруг какие-то тела. Он только спустя несколько часов осознал, что находился в каком-то закрытом отсеке для хранения тел омников. И что он сам каким-то образом очутился в теле омника. Прежде чем вспомнить про историю почти десятилетней давности, когда согласился помочь доктору Ляо с её проектом. "Проект Эхо". Рейес и Моррисон были, как и весь мир после событий Омнического кризиса, жестко против появления нового искусственного интеллекта, и даже сам Жерар говорил Мине, что "благими намерениями выложена дорога в ад", однако все равно согласился помочь ей, - лучше уж пускай новый "уничтожитель человечества" будет обладать его чертами характера, чем какого-нибудь умника.
И кто бы мог подумать, что небольшой имплант обернется в... такое. Наверное, никто, - Ляо наверняка собиралась его отключить, но не смогла из-за смерти. Жерар как-то об этом не подумал, а другие просто не обратили внимание, что одна из программ продолжает свою работу. Счастливое совпадение? Может быть, но вот только Лакруа был готов к своей смерти, а его это "чудесное" спасение портило много планов, завязанных на ней. Плюс ему пришлось потратить около недели, чтобы выбраться из законсервированного хранилища наружу, - и только новое электронное сознание не позволило ему сформировать клаустрофобию.
Он был мертв. По настоящему, ведь фактически текущий Жерар был попросту "копией" оригинала. Со всеми его навыками, воспоминаниями, характером... но не настоящим Жераром. Клон, в некотором смысле. А это значит, вспоминая комиксы и различные фильмы, ему предстоит идти по собственному пути. Или же делать так, как поступил бы настоящий Жерар? Это все так... запутанно. Голова, конечно, не болела от этих размышлений, но ему было сложно с этим разобраться, кем себя считать, кем быть. И он не мог сделать этого в одиночку, однако к старым друзьям нельзя было, - как-никак мсье Лакруа умер для них, и они горюют, и для них также это все будет очень запутанно. И страдательно. Как бы не хотелось поговорить с Аной, Джеком, Гэбриелем, Коулом, Мойрой, Гендзи, Ангелой, Райнхардтом, Торбьорном, Уинстоном... Амели.
Ох, Амели. Последняя в списке, но не в сердце.
Как бы он хотел ей помочь, но он был мертв для нее. А в этом состоянии ничего не мог сделать. Для того, чтобы вернуть ей баланс, он должен был отыскать собственный. Он не освоился с этим телом до конца, мысли продолжали терзать его, и пойди он в таком состоянии штурмовать базы Когтя, то его разберут на запчасти через пять минут. И даже если он отыщет её... это будет не её непутевый муженек, а лишь его блеклая металлическая копия.
Нужно было стать un cool металлической копией. И, к счастью, было такое место на планете, где в этом помогали.
[indent]
[indent]
- Je suis désolé, mon pote.*

Жерар чуть было не нажал на спусковой крючок пистолета, который моментально выхватил, увидев силуэт "Разорителя" посреди разбушевавшейся снежной бури. Рефлекс, - в годы Омнического кризиса Лакруа был одним из тех, кто совершал вылазки в тылу врага и лишал его командиров, и даже в новом амплуа старые привычки не хотели умирать. Остановил француза, как ни странно,  его же мозг, позволивший в доли секунды напомнить, что война давно закончилась и многие из бывших неприятелей ушли сюда, в Шамбалу, и среди них могли быть также и "Разорители".

- Я так понимаю, это вы встречаете новоприбывших?

Лакруа был не один, с ним ещё было с десяток "беженцев", - кто-то бежал прочь из недружественной Германии, кто-то просто не мог найти взаимопонимания с людьми. Был, впрочем, один чудик из Голливуда, хотевший посмотреть на бытие непальских омни-монахов, дабы набрать материала для будущей постановки "Кунг Фу Кибер" или что-то в этом роде. Жерар, пропутешествовавший из лаборатории с Соединенных Штатов именно что с последним (а также ввязавшись в приключение по спасению всех остальных от рук торговцев запчастями), как никто другой желал скорейшего избавления от него в безмятежных сводах монастыря.
 
- Меня зовут... Крест, - имя, к которому Лакруа пришел за время путешествия. Ничего сложного, просто его фамилия в переводе с французского. А также то, что он нес на себе крест ходячего мертвеца, - И я люблю 'газд'гажать ок'гужающих своим ф'ганцузским акцентом. П'гини... кхе-кхе... Принимаете таких? Или нам нужно помочь по хозяйству, выполнив поручения по сбору репы и убийству крыс в подвале, как в этих "чиловечиских" РПГ, чтобы получить право прохода?

Жерар никак не мог помочь себе, даже после смерти.

* - Прошу прощения, приятель.

- Ох, frere* Рамматра, не спеши записывать меня в amant humain**!

Здоровяк-"Разоритель" был... уязвлен. Ранен... душевно, как бы парадоксально это не звучало. Казалось бы, не его дело, пускай Дзеньятта или Мондатта наставляют его на путь истинный, но беда была в том, что они были без понятия, что же двигало людьми. А Жерар знал. К сожалению, к счастью. Умер из-за этого - это точно.

- Правда... Может, это тебя не совсем устроит, я не готов сказать всю правду о себе. Но та часть, которую я готов... что же... она связана с тем, как меня создали. Я не был "пробужден" как остальные, я был создан уже после всего этого, благодаря стараниями того же человека, что создал Аврору. Промежуточная стадия в том, чтобы повторить то невозможное, что случилось.

Жерар старался подбирать слова осторожно. Скорее всего он уже допустил ошибки, которые аукнутся ему в будущем, но такова была его суть, своими благими намерениями мостить дорогу в ад во второй раз.

- Но Доктор Ляо не пыталась повторить первый раз, она шла по новому пути. Для создания робота с быстро адаптирующимся искусственным интеллектом, но избегая невольного создания ещё одного "бога-программы",  они сканировали человеческие личности, дабы скопировать их способность к обучаемости - когда ты делаешь постепенно, своим опытом, а не получаешь всю информацию с Интернета прямиком в свой процессор, отчего его переклинивает и возникает зудящее желание стать Альтроном и опрокинуть на планету её же кусок.

Хотя марвеловского злодея можно было понять, - кто бы отказался выждать миллионов лет в спящем режиме, чтобы выйти перед эволюционировавшими бобрами в их бронзовом веке и стать для них богом?

- Ты не прав, говоря, что меня тянет к человеческой культуре. Наоборот - меня тянет к омникам, потому что я хочу лучше узнать их, абстрагироваться от "человеческого" во мне. А по поводу того, знаю ли что-то про нападение... 

Он не мог остаться в стороне, конечно же. Как только услышал, так сразу тайком покинул территорию монастыря и провел собственное расследование. Кто-то даже был допрошен с особым пристрастием, Рейес бы прослезился, узнай, как Жерар умеет в "плохого копа", хоть во время Блэквотча он всегда был "хорошим".

- Чечен-Оол Ковалыг. Тувинец, майор Вооруженных Сил Российской Федерации в отставке, ветеран Омнического Кризиса на Сибирском фронте, где он потерял все - свою семью, своих сослуживцев. Прибыл в Шамбалу по собственному убеждению, потому что он не мог спокойно смотреть на то, как "машины нашли мир и спокойствие после пролитой ими крови". Ему не составило труда как завербовать нескольких местных жителей на свою сторону, так и запудрить мо... эээ, процессоры нашим братьям, используя свою трагичную историю. К несчастью, он встретил печальный конец, поскользнувшись и упав в горную расщелину.

Жерар опустил ту деталь, что это случилось во время его допроса, который перерос в драку, и он честно пытался спасти Ковалыга, чтобы тот предстал перед судом... но военный предпочел отпустить его металлическую руку и дать гравитации решить свою судьбу.

- Человечество - это огромная биологическая аномалия, которая так и не смогла определиться со своим статусом за те три с половиной тысячи лет, что возникла цивилизация. Оно всегда искало врагов, с которыми могло соперничать, но поскольку никакой другой не смог равнозначно эволюционировать ему в конкуренты,  то находило противников в самом себе. Пока не появились омники - бездушные роботы, созданные быть лишь инструментами, которые неожиданно обрели сознание. Разве не самое то обратить весь свой разрушительный потенциал на них, tu ne penses pas***?

Жерар немного помотал плечами, напоминая себе, что они у него есть, и что он не в гробу, что он может двигаться. Хоть и не может дышать. Словно... гуляешь по дну океана. Вроде что-то чувствуешь, но в то же время не так, как чувствовал все это ранее, в человеческом теле.

- Но человечество старается стремиться к лучшему. Ведь если бы это было не так, то царили бы фашистские государства и в ходу были жертвоприношенческие религии с рабством как обыденным явлением.  Да, есть плохие люди, есть несправедливость, есть непонимание, - но в то же время есть и хорошие люди, борющиеся с несправедливостью и ратующие за просвещение. Век людей короток, и каждый раз новое поколение хоть и учится на опыте предыдущих, но умудряется наделать и своих ошибок.

Воспоминания о прошлом вновь начинали терзать Лакруа, но, подобно Рамматре, он симулировал вздох, отгоняя их прочь. Потом, когда он уединится в своей келье.

- Мы же, омники, по сути своей вечны. Очень молоды, конечно, и как дети, пытаемся имитировать поведение своих родителей, но пройдет десятки, сотни лет - и знакомые тебе люди уже умрут, а вот твое металлическое тело продолжит функционировать. Но в то же время у нас навряд ли будет следующее поколение. Убивая человека, ты убиваешь всех потомков, которых он мог произвести на свет. От отъявленных бандитов до величайших докторов и дипломатов. Убивая омника, ты убиваешь возможность для будущего узнать о прошлом так, каким оно было. Наши жизни - равнозначны, но пока что не все это поняли. И Мондатта направляет все свои усилия на то, чтобы выиграть для омников время,  дать им набраться опыта, и дать свежему поколений людей сменить то, что помнит горечь войны и омрачнено предрассудками по отношению к нам.

Жерар надеялся, что он не звучал как Мондатта и Дзеньятта. Он просто старался передать то немногое, что он усвоил, пребывая в Шамбалле.

- Это нелегкий путь, frere Рамматра, терпеть издевательства хулигана, надеясь, что ему надоест и он отстанет. Ведь так хочется взять и начистить ему museau****, чтобы знал свое место, чтобы не причинял тебе страдания. Но нужно помнить, что давая сдачи, результат является непредсказуемым. Хорошо, если отстанет. А вдруг не осилишь, и он ещё больше побьет, да ещё и твоим друзьям трусы на головы натянет? А вдруг он в отместку приведет подмогу? А вдруг ты его покалечишь или убьешь, и тебя посадят за решетку за превышение самообороны? А человечество - это тебе не школьный хулиган, нельзя просто так взять и свалить его, без подготовки и ресурсов. Поверь, оно само уже пыталось неоднократно себя прикончить, не получилось.

* - брат
** - любитель человеков
*** - так не считаешь
**** - рыло

у меня нет постов, которые соответствовали бы характеру Инхо, но вот что-то из последнего

допустим пост

Файтинги. Да, пожалуй, симуляцию отлично можно сравнить с эдаким файтингом, в котором целью стоит не почесать собственное превосходство, а уничтожить махину, угрожающую безопасности целого побережья. Такое ощущение, словно бы у этих тварей нет ни цели, ни системы: они просто идут напролом по кем-то заданной траектории, и если на пути попадается населённый пункт — уничтожают. Всё до ужаса просто.

— Ну, теперь считай, что знаю, — фыркает Габриэль. — Я знаю, что это хреновое утешение, но можешь думать об этой симуляции как о Mortal Combat.

Третья категория. Чуть больше 96-ти метров роста и 2,7 тонны ненависти в одном флаконе, даже Ямараши в своё время был помельче. Кайдзю-блу средней степени токсичности. Типичная тактика — психологическое и физическое устрашение посредством прямого столкновения с Егерями. Слабости — основание шеи и горло.

Вся эта информация всплывает в голове автоматически, пока Габриэль прикидывает, на каком расстоянии от берега они с Джеком успеют остановить эту махину. Ну, или хотя бы притормозить. Не обязательно встречать всех кайдзю лицом к морде, но знать их характеристики хотя бы в теории — крайне полезно, потому что чёрт его знает, какую тварь в следующий раз выплюнет Разлом.

— Конкретно этого лично не встречал, — отвечает чуть погодя, когда монстр-симуляция замечает бредущего к нему Егеря и выныривает из-под поверхности воды, выпуская струю дышлом. — Но слышал про него. Аляскинский шаттердом, вроде.

Того Егеря, которого отправили против кайдзю, собирали по кускам чуть ли не с нуля. Груда металла, которую пилот в одиночку еле дотащил до берега, но перед тем, как окончательно выйти из строя, груда металла ещё умудрилась уничтожить изрядно потрепавшего её монстра.

Сосредоточиться. Вдох-выдох, это всего лишь игра. Это не реальная борьба насмерть.

Робот движется столь слаженно и бодро, словно оба пилота не первую высадку работают вместе. Так и должен чувствоваться стабильный дрифт: на несколько часов из двух разных людей вы становитесь двумя полушариями одного мозга, у которого одна цель — не дать твари погубить тысячи невинных жизней. Говорят, такое напутствие дают пилотам самолётов, которые любят слишком лихо взлетать в небо: «у тебя за спиной не коробки с грузом, а триста человеческих душ». Там, в реальности, души исчисляются не сотнями, но тысячами и миллионами. Весомо.

Кайдзю оглушительно ревёт, бросаясь в атаку на робота. Габриэль инстинктивно отклоняется корпусом, давая удлинённой морде с костяным наростом пролететь мимо правой руки Егеря; он знает, что Джек сделает то же самое, поэтому машине не будет причинён непоправимый вред, максимум тварь обшивку поцарапать успеет. Океанская вода плещет на смотровое стекло в головной капсуле Егеря, на мгновение и мир, и монстр становятся размытыми, и перед следующим ударом обретают чёткость. Чертовски реалистичная симуляция, воссозданная до мельчайших деталей.

— Следи, куда он метит, — говорит Габриэль, понимая, что Джеку пока общаться вслух привычнее и проще. — Куда морда, туда удар. Всё просто.

То неловкое чувство, когда расписал всю свою жизнь вплоть до смерти, выполнил все то, что запланировал, смирился с последним и тут... бац!...
Жизнь после смерти.
Поначалу Жерару казалось, что он очнулся в преисподней. Кромешная тьма, он не может дышать, вокруг какие-то тела. Он только спустя несколько часов осознал, что находился в каком-то закрытом отсеке для хранения тел омников. И что он сам каким-то образом очутился в теле омника. Прежде чем вспомнить про историю почти десятилетней давности, когда согласился помочь доктору Ляо с её проектом. "Проект Эхо". Рейес и Моррисон были, как и весь мир после событий Омнического кризиса, жестко против появления нового искусственного интеллекта, и даже сам Жерар говорил Мине, что "благими намерениями выложена дорога в ад", однако все равно согласился помочь ей, - лучше уж пускай новый "уничтожитель человечества" будет обладать его чертами характера, чем какого-нибудь умника.
И кто бы мог подумать, что небольшой имплант обернется в... такое. Наверное, никто, - Ляо наверняка собиралась его отключить, но не смогла из-за смерти. Жерар как-то об этом не подумал, а другие просто не обратили внимание, что одна из программ продолжает свою работу. Счастливое совпадение? Может быть, но вот только Лакруа был готов к своей смерти, а его это "чудесное" спасение портило много планов, завязанных на ней. Плюс ему пришлось потратить около недели, чтобы выбраться из законсервированного хранилища наружу, - и только новое электронное сознание не позволило ему сформировать клаустрофобию.
Он был мертв. По настоящему, ведь фактически текущий Жерар был попросту "копией" оригинала. Со всеми его навыками, воспоминаниями, характером... но не настоящим Жераром. Клон, в некотором смысле. А это значит, вспоминая комиксы и различные фильмы, ему предстоит идти по собственному пути. Или же делать так, как поступил бы настоящий Жерар? Это все так... запутанно. Голова, конечно, не болела от этих размышлений, но ему было сложно с этим разобраться, кем себя считать, кем быть. И он не мог сделать этого в одиночку, однако к старым друзьям нельзя было, - как-никак мсье Лакруа умер для них, и они горюют, и для них также это все будет очень запутанно. И страдательно. Как бы не хотелось поговорить с Аной, Джеком, Гэбриелем, Коулом, Мойрой, Гендзи, Ангелой, Райнхардтом, Торбьорном, Уинстоном... Амели.
Ох, Амели. Последняя в списке, но не в сердце.
Как бы он хотел ей помочь, но он был мертв для нее. А в этом состоянии ничего не мог сделать. Для того, чтобы вернуть ей баланс, он должен был отыскать собственный. Он не освоился с этим телом до конца, мысли продолжали терзать его, и пойди он в таком состоянии штурмовать базы Когтя, то его разберут на запчасти через пять минут. И даже если он отыщет её... это будет не её непутевый муженек, а лишь его блеклая металлическая копия.
Нужно было стать un cool металлической копией. И, к счастью, было такое место на планете, где в этом помогали.
[indent]
[indent]
- Je suis désolé, mon pote.*

Жерар чуть было не нажал на спусковой крючок пистолета, который моментально выхватил, увидев силуэт "Разорителя" посреди разбушевавшейся снежной бури. Рефлекс, - в годы Омнического кризиса Лакруа был одним из тех, кто совершал вылазки в тылу врага и лишал его командиров, и даже в новом амплуа старые привычки не хотели умирать. Остановил француза, как ни странно,  его же мозг, позволивший в доли секунды напомнить, что война давно закончилась и многие из бывших неприятелей ушли сюда, в Шамбалу, и среди них могли быть также и "Разорители".

- Я так понимаю, это вы встречаете новоприбывших?

Лакруа был не один, с ним ещё было с десяток "беженцев", - кто-то бежал прочь из недружественной Германии, кто-то просто не мог найти взаимопонимания с людьми. Был, впрочем, один чудик из Голливуда, хотевший посмотреть на бытие непальских омни-монахов, дабы набрать материала для будущей постановки "Кунг Фу Кибер" или что-то в этом роде. Жерар, пропутешествовавший из лаборатории с Соединенных Штатов именно что с последним (а также ввязавшись в приключение по спасению всех остальных от рук торговцев запчастями), как никто другой желал скорейшего избавления от него в безмятежных сводах монастыря.
 
- Меня зовут... Крест, - имя, к которому Лакруа пришел за время путешествия. Ничего сложного, просто его фамилия в переводе с французского. А также то, что он нес на себе крест ходячего мертвеца, - И я люблю 'газд'гажать ок'гужающих своим ф'ганцузским акцентом. П'гини... кхе-кхе... Принимаете таких? Или нам нужно помочь по хозяйству, выполнив поручения по сбору репы и убийству крыс в подвале, как в этих "чиловечиских" РПГ, чтобы получить право прохода?

Жерар никак не мог помочь себе, даже после смерти.

* - Прошу прощения, приятель.

- Ох, frere* Рамматра, не спеши записывать меня в amant humain**!

Здоровяк-"Разоритель" был... уязвлен. Ранен... душевно, как бы парадоксально это не звучало. Казалось бы, не его дело, пускай Дзеньятта или Мондатта наставляют его на путь истинный, но беда была в том, что они были без понятия, что же двигало людьми. А Жерар знал. К сожалению, к счастью. Умер из-за этого - это точно.

- Правда... Может, это тебя не совсем устроит, я не готов сказать всю правду о себе. Но та часть, которую я готов... что же... она связана с тем, как меня создали. Я не был "пробужден" как остальные, я был создан уже после всего этого, благодаря стараниями того же человека, что создал Аврору. Промежуточная стадия в том, чтобы повторить то невозможное, что случилось.

Жерар старался подбирать слова осторожно. Скорее всего он уже допустил ошибки, которые аукнутся ему в будущем, но такова была его суть, своими благими намерениями мостить дорогу в ад во второй раз.

- Но Доктор Ляо не пыталась повторить первый раз, она шла по новому пути. Для создания робота с быстро адаптирующимся искусственным интеллектом, но избегая невольного создания ещё одного "бога-программы",  они сканировали человеческие личности, дабы скопировать их способность к обучаемости - когда ты делаешь постепенно, своим опытом, а не получаешь всю информацию с Интернета прямиком в свой процессор, отчего его переклинивает и возникает зудящее желание стать Альтроном и опрокинуть на планету её же кусок.

Хотя марвеловского злодея можно было понять, - кто бы отказался выждать миллионов лет в спящем режиме, чтобы выйти перед эволюционировавшими бобрами в их бронзовом веке и стать для них богом?

- Ты не прав, говоря, что меня тянет к человеческой культуре. Наоборот - меня тянет к омникам, потому что я хочу лучше узнать их, абстрагироваться от "человеческого" во мне. А по поводу того, знаю ли что-то про нападение... 

Он не мог остаться в стороне, конечно же. Как только услышал, так сразу тайком покинул территорию монастыря и провел собственное расследование. Кто-то даже был допрошен с особым пристрастием, Рейес бы прослезился, узнай, как Жерар умеет в "плохого копа", хоть во время Блэквотча он всегда был "хорошим".

- Чечен-Оол Ковалыг. Тувинец, майор Вооруженных Сил Российской Федерации в отставке, ветеран Омнического Кризиса на Сибирском фронте, где он потерял все - свою семью, своих сослуживцев. Прибыл в Шамбалу по собственному убеждению, потому что он не мог спокойно смотреть на то, как "машины нашли мир и спокойствие после пролитой ими крови". Ему не составило труда как завербовать нескольких местных жителей на свою сторону, так и запудрить мо... эээ, процессоры нашим братьям, используя свою трагичную историю. К несчастью, он встретил печальный конец, поскользнувшись и упав в горную расщелину.

Жерар опустил ту деталь, что это случилось во время его допроса, который перерос в драку, и он честно пытался спасти Ковалыга, чтобы тот предстал перед судом... но военный предпочел отпустить его металлическую руку и дать гравитации решить свою судьбу.

- Человечество - это огромная биологическая аномалия, которая так и не смогла определиться со своим статусом за те три с половиной тысячи лет, что возникла цивилизация. Оно всегда искало врагов, с которыми могло соперничать, но поскольку никакой другой не смог равнозначно эволюционировать ему в конкуренты,  то находило противников в самом себе. Пока не появились омники - бездушные роботы, созданные быть лишь инструментами, которые неожиданно обрели сознание. Разве не самое то обратить весь свой разрушительный потенциал на них, tu ne penses pas***?

Жерар немного помотал плечами, напоминая себе, что они у него есть, и что он не в гробу, что он может двигаться. Хоть и не может дышать. Словно... гуляешь по дну океана. Вроде что-то чувствуешь, но в то же время не так, как чувствовал все это ранее, в человеческом теле.

- Но человечество старается стремиться к лучшему. Ведь если бы это было не так, то царили бы фашистские государства и в ходу были жертвоприношенческие религии с рабством как обыденным явлением.  Да, есть плохие люди, есть несправедливость, есть непонимание, - но в то же время есть и хорошие люди, борющиеся с несправедливостью и ратующие за просвещение. Век людей короток, и каждый раз новое поколение хоть и учится на опыте предыдущих, но умудряется наделать и своих ошибок.

Воспоминания о прошлом вновь начинали терзать Лакруа, но, подобно Рамматре, он симулировал вздох, отгоняя их прочь. Потом, когда он уединится в своей келье.

- Мы же, омники, по сути своей вечны. Очень молоды, конечно, и как дети, пытаемся имитировать поведение своих родителей, но пройдет десятки, сотни лет - и знакомые тебе люди уже умрут, а вот твое металлическое тело продолжит функционировать. Но в то же время у нас навряд ли будет следующее поколение. Убивая человека, ты убиваешь всех потомков, которых он мог произвести на свет. От отъявленных бандитов до величайших докторов и дипломатов. Убивая омника, ты убиваешь возможность для будущего узнать о прошлом так, каким оно было. Наши жизни - равнозначны, но пока что не все это поняли. И Мондатта направляет все свои усилия на то, чтобы выиграть для омников время,  дать им набраться опыта, и дать свежему поколений людей сменить то, что помнит горечь войны и омрачнено предрассудками по отношению к нам.

Жерар надеялся, что он не звучал как Мондатта и Дзеньятта. Он просто старался передать то немногое, что он усвоил, пребывая в Шамбалле.

- Это нелегкий путь, frere Рамматра, терпеть издевательства хулигана, надеясь, что ему надоест и он отстанет. Ведь так хочется взять и начистить ему museau****, чтобы знал свое место, чтобы не причинял тебе страдания. Но нужно помнить, что давая сдачи, результат является непредсказуемым. Хорошо, если отстанет. А вдруг не осилишь, и он ещё больше побьет, да ещё и твоим друзьям трусы на головы натянет? А вдруг он в отместку приведет подмогу? А вдруг ты его покалечишь или убьешь, и тебя посадят за решетку за превышение самообороны? А человечество - это тебе не школьный хулиган, нельзя просто так взять и свалить его, без подготовки и ресурсов. Поверь, оно само уже пыталось неоднократно себя прикончить, не получилось.

* - брат
** - любитель человеков
*** - так не считаешь
**** - рыло

ваш пост от лица любого персонажа;

Давно Эван не испытывал такой боли. Жгущей, разрывающей мышцы и содрогающей их, под общим возбуждением организма. Глаза то и дело закрывались в те моменты, когда ему хотелось вскрикнуть или ударить по какой-нибудь стене. Сильнее всего болела культя, повреждённая во вчерашнем матче, после крайне неудачного удара, сделать который его заставил оппонент. Впрочем, вся эта боль, была следствием того, что ему приходилось делать для спасения жизни идиота, решившего вылезти на ринг, абсолютно не принимая правил этого развлечения. Кто это был – не важно, как и весь план боя, пошедший по одному месту. Сейчас уже не имело смысла вспоминать прошедшее мероприятие, принёсшее дополнительное внимание к промоушену. Ему хотелось забыть это, не помнить, как и все последующие моменты. Как он оказался в душе? Как выбрался оттуда и доехал до… аптеки? Почему очнулся уже на операционном столе, и кто был тогда спасителем? Его мозг скрывал эту информацию, но вот принятые бампы, почему-то помнил. Наверное, всё дело в болевой памяти мышц, которые, при том или ином движении, решили сообщить как конкретно был получен тот или иной удар. Например, ребро справа болело, когда ему пришлось подставиться под падение на стол с разворота. Гладкая поверхность в большом промоушене оказывается роскошью здесь. Угол достаточно сильно впился в бок, а при повороте и вовсе надавил на нижнее ребро, ломая его. Впрочем, конкретно от этого действия болела ещё и рука. Оппонент решал не помогать на подобных приёмах, а потому приходилось, не размятым, поднимать вес порядка… Сколько там весил этот идиот? Грудные мышцы, вместе с плечом, кажется начинали травмироваться именно в тот момент, и ещё больше повреждались при резком падении на такие объекты.

Эван перекинул свой вес за прилавком на «здоровую» ногу, слегка скорчившись от боли. Перед глазами, вместо экрана нинтендо, которое он держал в руках, играя в какую-то игру, появились воспоминания о том, как идиот решил упасть ему на ногу. В результате ебу удалось отделаться небольшой трещиной в пальце, которая срастётся через несколько месяцев самостоятельно, но сегодня всё ещё болела. По-хорошему ему нужно было сесть на стул, но тогда бы он явно не встал. Передняя часть ног, отбитая «техничным» страйкером, травмированная необходимостью прыгать за двоих, не позволит совершить это без дополнительного музыкального сопровождения. Ровно, как и спина, изрезанная мелким стеклом от ламп, деревянными обломками от столов и кнопок, которые в какой-то момент оказались на ринге. Челюсть болела не меньше. Несмотря на отсутствие какой-либо техники, у оппонента были достаточно поставленные удары. Его руки знали куда бить, пусть и делали это слишком быстро и предсказуемо, из-за чего он мог подставлять другие части туловища, пока всё ещё оставался в сознании и не потерял так много крови. В конце он пропустит хороший хук, которому будет не доставать совсем немного точности, чтобы вырубить его. Но до этого… До этого мальцу просто не хватало хитрости.

В супермаркете сегодня было спокойно. Большинство покупателей предпочитали более крупные магазины. «У Сакамото» была репутация места, в котором вы можете найти что-то из-за рубежа. Русская водка, лекарства подешевле, японские сладости, корейские пирожки, лапша и прочее. Тут даже была любимая полка с пивом различного производства, где Эван всегда мог спокойно взять пару баночек с собой, чтобы утолить боль. Владелец запустил это место, считая, что оно не принесёт никакой прибыли, а потому дни, когда рестлер сумеет выкупить бизнес чтобы вложиться в него оставались лишь формальностью.

Сегодня же он стоял, как уже было сказано, за прилавком, даже не выходя и не проверяя заполненность полок. Основные продукты разложены, а всё остальное при необходимости должны будут принести со склада… Если Фрэнк сегодня вновь не запил, пропуская работу. Хенри не знал, нашёл ли владелец нового рабочего, рассказал ли он ему о специфике и ввёл в курс дела, что пока не хватает рабочих кто-то должен был помогать в зале при наплыве посетителей… Ну или если Эвану будет просто проблематично что-то достать. Разнорабочий – Освальд, тоже помогал ему, но появление компаньона в зале иногда отпугивало людей. Его внешность больше походила на какого-то маньяка, или убийцу, из-за чего многие напрягались, предпочитая поскорее взять только нужное и уйти, потому эту функцию с него сняли… К его же удовольствию. А уборщик, прибывший из какой-то другой страны, вовсе часто ругался на посещающих магазин школьников. Мол те слонялись и пачкали пол, а ещё воровали чипсы. И, почему-то, этот… пухлый мужчина, прекрасно знал, как именно они воровали те или иные пачки. Доходило до того, что он требовал от этих детей раздеваться прям в центре зала… Что Эван не одобрял и предпочитал пропускать смены, когда Энтони выходил на свою смену.

Звоночек над дверью брынцул, отрывая Эвана от игры в Raidou, требуя от него убрать приставку и выпрямиться, небольшим кряхтением, упираясь локтями в столешницу. Посетительницей была пожилая женщина, отправившейся к своей полке прямой наводкой. Таких покупателей было бесполезно переубеждать и следить за ними. Во-первых, они прекрасно знали всё лучше тебя, а во-вторых, заходили за чем-то определённым. Эван лишь улыбнулся, кивая ей в знак приветствия. Улыбка вышла вроде бы здоровой?...

Однако дама достаточно быстро направилась к кассе. Вопреки всему, без чего-либо в руках. Вопрос? Просьба? Это прочитать он не сумел по её лицу.

- Эван, дорогой, плохо выглядишь, - произнесла Марта, щурясь и приближаясь к продавцу, - не выспался? Ох, милый, зашёл бы ты к нам на ужин. Хорошая еда возвращает к жизни любого мужика! Это я тебе как женщина говорю!

Её слова вызывали улыбку. В Эдинбурге действительно были приветливые люди, особенно пожилые. Маленькие городки обладали особой притягательностью, но тут… Тут они помогали ему ощутить новые силы в жизни, чтобы просто не свихнуться. Возможно поэтому он остался здесь?

- Спасибо, Марта, но не сегодня… Неудачно поскользнулся утром, - прищурившись и склонив голову набок, он провёл ладонями по столу, как бы смахивая с него пыль, - что хотела, сладкая обворожительница?

Дама начала краснеть, судя по всему, не от злости.

- Ох, милашка, была бы я помоложе… Кхм, да. Почему-то нет черносливного сока, а ты ведь знаешь, что мой дорогой не может без него. Не поможешь?

Рестлер старательно выдержал улыбку, и поднял взгляд вверх. Он хотел было потянуться к телефону, но тот стоял слишком далеко, а движения корпуса вызвали бы слишком сильные болевые ощущения, которые могли привести к сковыванию всего тела. Не хотелось бы так пугать Марту.

- Конечно, дай мне минутку, - стараясь не особо крутить корпусом, мужчина совершил несколько шагов, достаточно быстрых, в сторону складского помещения, прикрытого небольшими шторами.

- Фрэнк?! – тишина была ему ответом. Точнее, звук того, что кто-то ходит, но не собирается отзываться.

Эван нахмурился, наконец-то позволяя себе расслабить спину и скривиться в лице, стискивая свои зубы и сжимая пальцы на руках, до того, что боль начала вытеснять все. Она достигала такой силы, от которой звёздочки появлялись перед глазами, словно это была какая-то безумная серия Луни Тьюз. Жалко лишь, что продлиться она дольше двадцати минут.

- Черт бы тебя побрал, Фрэнк, - хромая на обе ноги, он двинулся к стеллажам с пакетированным соком, дальний угол. Все начинали предпочитать свежевыжатый, а уж чернослив мало кто брал вообще. В основном люди с проблемами пищеварения, или… никто. Больше никто и никогда не пил черносливный сок. Слабительное в чистом виде. И, к его сожалению, коробки с ним закончились.

- Блять, я же говорил, что его нет… Неужели… Может там? – приподнявшись на носки, ощутив очередной клин в спине, от которого лицо скривилось в злобной гримасе, Эван потянулся к дальней стене, трогая её кончиками пальцев. Действительно, больше ничего не было. Кроме ощущения, что кто-то стоит за его спиной, внимательно смотрит и агрессивно дышит. Последний раз такое ощущение было, когда он забирал последнюю копию Персоны в Америке и маленький двадцатилетний мальчишка, приехавший из Грузии, своим косым взглядом проклинал его.

Эван обернулся, едва различая кто стоит перед ним. Было темно, а после столь резкой боли, картинка всё ещё размывалась перед глазами, восстанавливаясь ровно в тот момент, когда коробка, с товаром, который рестлер искал, стала падать прямо на ноги ему. Боль вновь пронзила всё. Правая нога буквально взвыла и знали бы сколько сил потребовалось ему, чтобы сдержать крик, в котором передавалось бы отчаяние и ненависть; страдание и жалость; желание убить и покалечить эту чёртову Марту с её чёртовым сливовым соком.
Эван даже скривился, начиная растягивать губы в улыбке, выдавливая слова сквозь зубы.

- Пошёл. И. Отдал. Ей. Этот. Сливовый. Сок. Или. Я. Тебя. Убью.

Он тяжело вздохнул, смотря в глаза своего противника со слезами, которые могли стать последним что увидит этот грузчик в своей жизни. А услышит он глухой удар ладони, с размаху соприкоснувшийся с полкой.

- Быстро!

Проматывая под ногами плёнку зеркальных после дождя улиц, Бин, хоть убейте, не может вспомнить, как зовут того самого именинника, к которому как раз и направляется. Джэдун? Джэдан? Джитак? Сам по себе именинник, являющийся коллегой Чабнина на радио и, вместе с тем, другом уехавшего Ханбина по секте татуировок, пригласил неделю назад звукача, кажется, просто по инерции. Весь отдел пригласил, почти все отказались, увидел Бина - не сдержался, так бывает.

В руках какой-то убористый букетик, собранный милой девочкой из цветочного по запросу "коллеге на Бёздник, он парень, так что что-то сдержанное". Из шуршащей упаковочной бумаги пахнет перечной мятой и влажным папоротником. Символизма Чанбин не запомнил, но вот она, карточка с поздравлением и пояснением, прямо в букете. И даже на подарок смог наскрести креативности: коньяк в бутылке-черепе, шоколадные бутылочки и подарочный набор разных сыров - все вкусы коллеги, которые Со смог выпытать у более близко знакомых с ним людей. Не хочется же дарить какую-нибудь бесполезную чушь, годную только на то, чтобы дружелюбно друг другу поскалиться, выполнить социальный ритуал, а после - сдать чушь в магазин или просто раз в год смахивать с неё пыль. Подарок хоть и съедобный полностью, зато наверняка принесёт имениннику хотя бы один вечер гастрономического счастья. Плохо, что ль?

Под разухабистый японский поп-рок в наушниках Бин изучает карту местности в телефоне. Поворачивается туда, сюда, пытаясь понять, какими буераками ведёт его путеводный гномик навигатора, наконец, находит нужный перекрёсток, пристраивается след в след к высокому, - будто бы не 90% населения Кореи выше тебя, Бин, ага, - парню со смешным плюшевым брелоком-пельменем на рюкзаке. Букет шуршит. В рюкзаке всё негромко перестукивается. Плюшевый пельмень перед глазами, раскачиваясь в такт шагов, гипнотизирует. Наверное, стоило бы поесть, но звукач искренне не хотел опаздывать, ну и не прогадал, учитывая, что умудрился тут заплутать.

- Алло, да, по идее, буду максимум через десять минут, если не потеряюсь, - бормочет он, ответив на входящий звонок именинника, сбивается с шага и ошалелым взглядом сканирует окружающий мир на предмет подходящего по описанию человека. - Тут только чувак с плюшевым пельменем, - честно сообщает в ответ на вопрос звонившего. - А, ага, понял, ждите, готовьте еду, потому что я теперь голодный!

Со знакомыми Бин уже умеет общаться непринуждённо и легко, а вот знакомства на улице ему никогда не давались. Ну, что же, порой стоит учиться новому. Так что звукач спускает наушники с головы на шею, чуть ускоряет шаг, чтобы поравняться с любителем пельменей, и, когда тот обращает на него взгляд, широко улыбается, старается выглядеть безобидно и дружелюбно. С его развитой мускулатурой это не всегда просто, но постараться-то стоит!

- Привет, - и салютует букетом, - это ты - Тэн? Если да, то ты наверняка идёшь на День Рождения Джэдуна, да? Или Джэчана?.. Или Джитака?.. - растерянно взъерошив волосы на затылке, Бин переступает через бордюр. - В общем, именинник рекомендовал мне присоединиться к тебе, так как звонил тебе и выяснил, что мы в одном районе. А у меня чуток топографический кретинизм и лаги навигатора. Позволишь упасть тебе на хвост? - изображая самый умоляющий взгляд из всех, Со с опозданием понимает, что пропустил одну ступеньку лестницы вежливости. - А, да, меня зовут Со Чанбин! С именинником знаком через работу и Ханбина, слышал о нём?

Упоминание о сладком прошлом отзывается кратким, почти невесомым уколом боли. Бин каждый день уговаривает себя, успокаивает тем, что Ханбин поехал за своей мечтой, что разошлись они максимально цивилизованно, сохранив всё приятельское в плане общения. Но сложно оставаться снова одному, хотя бы потому, что вряд ли ещё встретится кто-то, кому будет плевать на рост Бина, его не шибко завидную работу и пока что достаточно ограниченный круг интересов.

- Так вот, - он встряхивает головой, отодвигая подальше неуместные сейчас мысли. - Вроде как ты тут бывал, покажешь дорогу? - а на месте уже можно будет от души выпить как за здоровье именинника, так и за помин своих отношений. - Кстати, пельмень у тебя зачётный, - Бин, фу, это же звучит двусмысленно! - В смысле, который брелок. Выглядит, как настоящий пельмень, только с глазами, но всё равно аппетитный. А ты точно знаешь же, куда идти, да?..

Торговля лицом - это то, в чем Кайзер хорош примерно так же, как в футболе. Он знает, что красивый - хоть какое-то наследство от сбежавшей матери-актрисы. Интенсивные тренировки выковали идеальное атлетическое тело, добавив мышц худющему беспризорнику, и выправили осанку, чтобы у окружающих не оставалось сомнений в его аристократичности - ведь они видят перед собой Императора, а не жалкого воришку. А еще у Кайзера подвешенный язык, приветливое выражение лица (когда он хочет) и зачатки социопатии, не позволяющие в полной мере сочувствовать людям, зато позволяющие легко ими манипулировать. Одним словом, таких на светских вечеринках любят - он уместно шутит перед важными гостями, щедро раздает обольстительные улыбки и обещает в будущем демонстрировать не менее пртрясающие результаты на поле. Сверкающий Император в естественной среде обитания. У окружающих дядек куда больше денег, чем он мог осмелиться себе представить раньше, но теперь это им нравится смотреть на него с трепетом и восхищением, ведь он показывает игру, которая их ошеломляет, и из которой можно делать бизнес и увеличивать прибыль. Нет иллюзии, для чего нужны такие вечера - они здесь, чтобы присмотреться друг к другу, как девки на выданье. Но Кайзер готов мириться с этой частью футбольной жизни, пока это позволяет ему играть и подавлять соперников. Но кто-то не так легко к этому расположен и не настолько хорош в общении.

Итоши Саэ уже успел прямым текстом послать какого-то пиарщика, не вовремя подкатившего к нему с глупой идеей рекламы. Кайзер прячет усмешку за бокалом мартини, делает глоток и рассматривает испанскую звезду поверх стеклянного края. Подающий огромные надежды полузащитник лучшего молодежного клуба Мадрида, дышащий футболом с самого детства. Кажется, раньше он тоже был нападающим? Кайзер о нем много слышал, но играть против еще не доводилось, как и видеть так близко. Кажется, Итоши Саэ единственный человек на этой вечеринке, который в самом деле заслуживает внимания - не из-за денег, другого... Кайзер чувствует, как в нем вспыхивает интерес к футбольным техникам Итоши, к его видению и философии. Это похоже на то, как встретить самого себя - другого человека, настолько горящего футболом, что готов поглотить соперников, лишь бы стать лучше. В горле пересыхает от возбуждения, и Кайзер делает еще один глоток. Он уверен в своем теле и технике, так что вряд ли немного алкоголя скажется на его игре, зато напиток приятно расслабляет и согревает.

Кайзер не спешит подходить первым, даже когда ловит на себе ответный взгляд Саэ. Его ресницы в самом деле необычайно длинные, а васильковые глаза пробирают холодом за те короткие мгновения, что их взгляды пересекаются через толпу гостей, мелькающих в черно-белых костюмах и блестящих платьях. Кайзер выдерживает взгляд гения и отвечает ему уверенной лощеной улыбкой. Когда это не борьба на поле, Михаэль совсем не против дружески поболтать, тем более с тем, кто скорее всего поймет его и несмотря на языковой барьер.

Кайзер обновляет мартини в бокале, когда снова замечает рядом рыжую макушку в окружение черных пиджаков. Кажется, еще минута - и Саэ точно пошлет кого-нибудь нахер, вызвав скандал.

И не то, чтобы Кайзер не разделяет его мнение или его беспокоит судьба "Ре Ала" - вряд ли они нуждаются в новых спонсорах, но... его рука ложится на плечо испанского дарования, слегка его приобнимая со спины.

- Прошу прощения, - медовая улыбка Кайзера способна смягчить любой разговор. - Позвольте украсть у вас моего друга. Нас срочно ждут в другом месте. Предложения присылайте в коммерческий отдел его клуб, - быстро жмет первую протянутую руку, прощаясь, и толкает Саэ в сторону, подальше от надоедающих типов. - Вот так им руку протяни, так они по локоть откусят, - фыркает и выуживает платок, брезгливо протирая руку от чужого потного рукопожатия, а затем мило улыбается Саэ. - Михаэль Кайзер, - представляется, осознав, что так и не сделал этого официально. Может, его английский и не так хорош, как у игроков, которые учили его с детства ради мировой карьеры, а произношение слишком отдает немецким, но Михаэль старается компенсировать это обаянием. Ему в самом деле интересно узнать знаменитого Итоши получще.

Орочимару не любит отмечать свой день рождения. Он в принципе не любит все эти праздники. Они потеряли для него всякий смысл после того, как погибли его родители. Говорят, что они погибли как шиноби, выполняя свой долг перед страной огня. Орочимару может ими гордиться. Потом в его жизни появился Сарутоби-сенсей, Цунаде и Джирайя, и все праздники, если конечно они не приходились на миссии, они старались отмечать вместе. Ну как отмечать, для Орочи все это все равно не имело никакого значения, но он присутствовал на праздниках чисто из уважения к своим товарищам. А потом началась новая война. Миссий стало больше. Коноха начала терять хороших шиноби, и теперь люди чаще всего собирались на кладбище, чтобы отдать дань погибшим воинам, а не на праздниках. Символ деревни - лист. Новая жизнь, цветение, но сейчас казалось, что деревня увядает. Листья на деревьях уже не кажутся такими зелёными, солнце чаще прячется за густыми облаками, да и с наступлением осени, дожди в последнее время стали лить все чаще.

В этот день, а именно 27 октября, Орочимару хотел находиться где угодно, лишь бы не в Конохе. Пару дней назад он говорил с Хирузеном, просил его дать ему очередную миссию, заверял его, что он нисколько не устал после последнего задания, но Третий был непреклонен и дал парню неделю отдыха. Теперь белому змею оставалось лишь надеяться на то, что в деревне не окажется его товарищей по команде, или они будут далеко от Конохи и просто не успеют в нее вернуться в ближайшие дни, потому что в противном случае, если они прознают о том, что он тоже здесь, то обязательно потащат его отмечать его день рождения. Действовать нужно быстро, либо самому свалить в окрестности деревни и постараться никому не попадаться лишний раз на глаза, либо засесть дома и не высовываться. Как минимум можно отправиться в лес, чтобы собрать недостающие травы для ядов и противоядий. Проверив свои личные запасы, змей решительно кивает самому себе и взяв специальный тканевый мешок для трав, покидает свою квартиру, стремительно направляясь в лес. Прочь от этого деревенского шума, прочь от людей, которые так или иначе начнут поздравлять его с этим бесполезным праздником, прочь от этого мира.

Химеко удивительно похожа на свой обожаемый кофе — внешне хрупкая и безобидная, как маленькая фарфоровая чашечка, но стоит сделать лишь один крохотный глоток… Никакой зубной пасты не хватит, чтобы вывести с языка горечь жжёной резины.

Всё равно, что проглотить всё раздражение, обиду и злость, но в жидком виде.

Их переговоры тянутся добрых пятьдесят четыре минуты, и примерно на тридцать шестой Кафка осознала, отчего Элио так ехидно отреагировал на отказ от прочтения сценария. Может там была хоть парочка волшебных строк о том, как побыстрее угомонить навигатора знаменитого Звёздого экспресса и наконец-то перейти к сути, а не изображать женатую пару, которая никак не разделит ребёнка во время развода.

Комичная картина для Кафки, которая знает будущее этого самого «ребёнка». И совершенно возмутительная для Химеко, которой не улыбается возможность каждый день взаимодействовать с бомбой замедленного действия.

— Я знаю, у тебя волосы на затылке встают дыбом от одного моего имени, — Кафка едва сдерживает хищный оскал — ей нравится производить неизгладимое впечатление. — Потому я не жду, что ты поверишь мне. Но Герте же веришь, правда? Не сомневайся, она лично проверяла будущий сосуд для Стелларона на пригодность. И пусть всё будет выглядеть как небольшая заварушка, в итоге никто не пострадает. А у Безымянных появится незаменимый компаньон.

И пусть всё выглядит так, будто Охотники делают большое одолжение, им тоже нелегко дается прощание с верным сероволосым соратником. Даже беспристрастная Кафка с трудом делает вид, что для великого сценария пути Завершенности Келус не больше, чем просто эксперимент по внедрению Стелларона в живое тело.

В некоторых случаях, например, в данном конкретном, о подробностях лучше не распространяться. Хотя, Кафка не сомневается, это помогло бы ей быстрее убедить неприлично несговорчивую Химеко.

— Я же вижу по твоему нахмуренному личику — думаешь, как объяснить всё Вельту и остальным? Или как затащить незнакомого человека на борт? Опережая вопросы — сложностей не будет.

Лёд в стакане весело звенит, будто охотно подтверждая прозвучавшие в тишине комнаты слова.

Этот лёд хотя бы тает.

В отличие от той глыбы, которую между ними возвела Химеко.

Кафка прикрывает глаза, с мягким звуком откинувшись на спинку кресла. Нет ни в одном уголке вселенной такого алкоголя, который сейчас помог бы ей справиться с накатившей тоской.

«Почему же ты злишься, милая?»

«Неужто соскучилась по тому, как я лезу тебе в душу?»

«Или, может, под платье?»

Проще предугадать замыслы безумца, чем понять чувства рыжеволосых красавиц. Кафка допивает остатки джина, не поморщившись, и слабо качает головой.

Будь у неё хотя бы один лишний день на жгучие скандалы и не менее жгучие скандалы, но уже на шёлковых простынях… Кафка не смогла бы сопротивляться соблазну. Но сейчас на кону стоит чуть больше, чем их извращённое односекундное счастье.

— Подобная мелочность в вопросах гостеприимства тебя вовсе не красит — запомни это, Ликаон, — Хьюго — как и всегда — мастерски увиливает от ответа на каждый поставленный перед ним вопрос — знает, что у Ликаона не хватит духу настаивать. — Ну-ну, только не смотри на меня волком — я буду паинькой, даю слово.

Звук удаляющихся механических шагов Ликаона — словно стук молотка по крышке гроба. Хьюго представляет, как лежит внутри: невыносимо красивый и прекрасно торжественный — в белоснежной шёлковой рубашке с расцветающим у горла пышным жабо, похожим на охапку хризантем; чопорные тётушки, выстроившись вдоль алтаря, украдкой смахивают накрахмаленными платочками слезинки с морщинистых лиц, крошечные язычки пламени на высоких свечах трепещут от их сотрясающих воздух рыданий, и очаровательная директор видеопроката стоит над ним с трясущейся губой и букетиком петуний в руках.

Вообще-то, говорит Хьюго самому себе, в этом нет его вины — ни в ногах Ликаона, ни в его потерянном глазе; но всё равно чувствует как изнутри его грызёт совесть — мерзкий паразит, выедающий нутро до самого дна, пока не останется ничего кроме дыры размером с чёрную, космическую. Из-за этого чувства Хьюго никак не может решить — злится ли он на Ликаона до сих пор.

Свою детскую обиду на него он бережно лелеет годами: оберегает и взращивает, как самый нежный на свете цветок — думает что имеет на это право; предатели прощения не заслуживают. Но в конце концов за помощью — в чём, разумеется, не позволяет себя уличить — всё равно приходит почему-то именно к нему. Может, ему стало бы легче, если бы Ликаон отослал его ко всем чертям — но этого не происходит, и Хьюго окончательно запутывается в себе. Монетка в его пальцах крутится всё быстрее, пока не превращается в размытое пятно.

Хьюго втаптывает самого себя в выгребную яму самокопания и рефлексии аккурат до возвращения Ликаона — тогда он снова натягивает на лицо маску экзальтированного равнодушия.

— Очень любезно с твоей стороны, мой дорогой партнёр. Сервис в вашем агентстве выше всяких похвал — обязательно поставлю пять звёзд.

Когда дверь за его спиной захлопывается, Хьюго тут же падает в постель, на ходу сбрасывая ботинки и срывая с шеи галстук. Его распорядок фантомного вора прямо противоположен занудному расписанию Ликаона: по ночам он предпочитает бодрствовать, а спать — в светлое время суток, — но он обещает играть по установленным в особняке правилам, и его на удивление быстро начинает клонить в сон.

Даже одиночество конкретно в этой комнате почему-то больше не кажется ему таким невыносимым.

***

Ликаон и впрямь будит его стуком в дверь со стариковской педантичностью. Хьюго, щурясь, смотрит на прикроватные часы: электронное табло клоунски подмигивает ему цифрами — 7:30., — и всем организмом воспроизводит чудовищный зевок. Сегодня у него отчего-то нет настроения устраивать цирковое шоу, он изумительно покладист и играет роль прилежного гостя.

В столовую Хьюго спускается в сопровождении Ликаона — освежившимся, но слегка небрежным.

— Bonjour, милые леди, — в приступе галантности он по очереди алчно припадает губами к женским ладошкам в белых перчатках — кроме Эллен, потому что она, очевидно, ни капли не заинтересована в этих фальшивых играх в этикет.

Со спутницами Ликаона он уже знаком — заочно.

Рю понимал, что ничего не понимал. Совершенно. В голове у него не было ни единой мысли, за которую можно было бы зацепиться. На самом деле, ему казалось, что он парил в воздухе, не существуя, бесконечное количество времени. Свет то появлялся, ударяя по глазам, то исчезал, оставляя его в полном мраке. Он думал, что, возможно, сейчас — вот-вот! — мир станет резче и он сможет понять, что с ним и кто он такой. Но стоило только разлепить ресницы, как всё вокруг окрасилось алым: и стены, и пол, и даже его собственные руки с коротко остриженными ногтями. Рю зажмуривался, потому что это было страшно, а потом снова проваливался в ничто, ощущая давление в груди и невозможность сделать полноценный вздох. В следующий момент он понял, что не один, что на его плечи накинут пиджак (он так вкусно пах! — что-то внутри рычало, пускало вибрацию изнутри), а по амбару ходили люди.
Рю тайком принюхался к запаху, что шёл от пиджака, и склонил голову к плечу, мутно моргнув; что-то внутри него будто утробно урчало, и он подумал, что, наверное, был голоден. Когда он последний раз ел? И что ел? Во рту оставался омерзительный привкус крови, и Рю облизнул нёбо и зубы, нащупал сбоку что-то — ему показалось, что это мясо, которым он, возможно, обедал. Фу. Почему-то его замутило, и ему с трудом удалось удержать себя от рвоты. В машине было тепло — работала печка, — но его всё равно знобило.
Такагава слышал, что этот парень — невыносимо красивый — говорил в трубку, но слова словно проталкивались через большую толщу воды. Вообще, они все говорили, но он интуитивно прислушивался к тому, кто был среди этих троих главным (наверное?), потому что он выглядел спокойнее и основательнее других.
Это успокаивало Рюичи.
Он понял, что ему нравилась стабильность и красота, поэтому он не хотел тратить внимание на других. Кофуне. Этого парня звали Кофуне. Рю это тоже понравилось.
Он сам не смог бы объяснить, почему выходило так, но от него никто и не требовал слов. Даже его спаситель, смотрящий на него странным взглядом (эти глаза не могли принадлежать простому человеку!).
Когда его спросили, как его звали, он ненадолго задумался.
На самом деле он не был уверен, что это было его именем, но это первое, что пришло на ум.
— Меня зовут Рюичи, — и голос его был похож на дверной скрип. Неприятно.
Тот, кто его забрал, звался Рё.
Их имена... они были созвучны. Внутри снова удовлетворённо рыкнуло, и Рю приложил ладонь к животу, тупо глядя вниз. Его не интересовала рыжеволосая женщина, которая командовала, но ему понравилось то, что так понравившийся ему мужчина должен был о нём позаботиться.
С ним происходило что-то странное: у него то обострялся слух — Рю мог слышать так много! — то пропадал, оставляя только белый шум; зрение то расплывалось, размазывалось дождём по стеклу, то снова становилось болезненно острым.
Он застонал: это было довольно больно. Впрочем, никто даже не подумал дать ему помыться или отвести к медику, вместо этого ему позволили ощутить, как кровь стягивала кожу. Это было довольно мерзко.
Оказаться в доме, где не было никого, кроме них двоих, было хорошо. Рюичи смог расслабиться, потому что слишком много чужих и живых, которые пахли и говорили... этого было слишком много.
У Кофуне в доме не было тапочек (гостевых Рю не увидел), что удивило, но он не стал спрашивать. Во-первых, он чувствовал чужое раздражение, а во-вторых, ещё не был уверен, что помнил и понимал правильно.
Он не сказал Рё ещё ни слова, но, казалось, тому и не нужно было, поэтому Такагава послушно кивнул и направился в ванную. Это была простая ванна недорогих апат, но он не собирался требовать невозможного.
Здесь Рю впервые посмотрел в зеркало. Его лицо было вымазано в крови, он выглядел осунувшимся и встрёпанным. Только чёрные глаза лихорадочно блестели.
Из-под верхней губы показались на мгновение резцы, но тут же исчезли, и Рюичи решил, что ему показалось.
Он приводил себя  порядок долго, потому что кровь оттиралась с трудом, и когда ему удалось стать чистым, внутри разлилось довольство. Он пах тем же гелем для душа, которым пах Рё, и это тоже было здорово, хотя Рю не понимал, почему ему это так понравилось.
В комнате, которую Рё выделил ему, на кровати лежал пакет с логотипом Evisu, и Рю знал, что там наверняка были джинсы и футболка; отдельно лежала красная толстовка с капюшоном, небрежно сложенная.
Он не знал, ему ли были эти вещи куплены в спешке, или это просто то, что было у Кофуне в запасах. Это его и не особо волновало. Он только не смог найти носки, поэтому остался без них.
Когда время начало подходить к семи — часы на прикроватной тумбочке показывали 18.55, — Такагава позволил себе выйти в гостиную. Голос, когда он наконец впервые заговорил с Рё, звучал хрипло, словно Рю давно им не пользовался.
— Спасибо, что вытащили меня оттуда.
Он не был уверен, что должен был сказать. Потому что воспоминаний о том, как он обычно общался, у него не было. Словно Рё был первым человеком, который ему встретился.
— Я... я могу помочь тебе? — чуть тише спросил он, и на этот раз был мягче. — Я не уверен, что знаю, как готовить, но, вероятно, смогу сделать что-то простое?..
Он топтался на месте, потому что видел: Кофуне было некомфортно от его присутствия. Вряд ли он хотел тратить свой вечер на потерявшего себя парня, которого нашёл в амбаре, полном трупов.
Но дерьмо случалось.
Так уж было заведено.

ваш пост от лица любого персонажа;

Эван на самом деле не слишком-то хотел в этот календарь. Как бы он себя ни вёл, но на самом деле он был довольно застенчивым человеком, просто научился с этим бороться. Много лет выставлял себя — чтобы видели все: ему нечего было стесняться, — так и научился сначала красоваться, а потом смущаться и думать: зачем я это делаю? Для кого? Но не поддеть Чимни или Хен не мог, просто потому, что от него ждали этого, а он и не собирался отказываться. Ему нравилось быть простым и лёгким, потому что тогда люди не начинали вспарывать ему грудную клетку вопросами: а что с тобой не так? а почему ты такой грустный? а что случилось? Бак ещё не знал, что случилось буквально всё. То есть мир уже пошатнулся, встал вверх тормашками, перевернул его и успокоился.

Всё началось с Хен, глаза которой округлились. Бак уже тогда для себя понял, что ему лучше не делать этого — не оборачиваться, — потому что в детстве читал сказку про Персефону и Орфея. Сравнение дерьмовое получилось, но одна мысль была верной: не смотри назад, если хочешь жить. Бакли жить хотел, но был очень глупым.
Он сначала даже не слишком понял, что видит, потому что вместо зрачков выросли сердечки. Это как в один миг твоя прошлая жизнь теряет значение: мысли о календаре, Эбби, женщинах всего мира пропали, когда он увидел его. Он и раньше видел красивых мужчин, ладно? Эван не был пещерным жителем, он много где бывал, ещё больше — посмотрел.

Но стоило ему увидеть нечто особенное, как всё остальное потеряло значение. То есть растворилось вообще, словно его и не было, словно всё это было лишь временем, необходимым, чтобы подготовить Эвана к краху.
Эдди Диаз — новенький.
Отличник подготовки. Серебряная звезда. Военный медик. Вместо парней из 6-й, его взяла 118-я — и Эван, который в общем-то не верил в судьбу, сейчас окунулся в неё буквально с головой.
То есть разгон — буквально несколько секунд. За восхищённым "о боже" пришло "да кто он, блять, такой?!" Ему удалось убедить себя, что Диаз окажется мудаком.

Но Бак уже понимал, что лгал себе.
У Диаза было лицо праведника, который грешил только тем, что сводил с пути прямого гетеросексуалов вроде Эвана.

Стоило понять, почему его закоротило в истерику так? Почему Бак настолько в моменте погрузился в безумие? Склонный в целом к трагизму, он всегда остро реагировал на всё, с самого детства. Тогда, лишённый чужой реакции, он старался всё больше и ярче окунаться в эмоции, чтобы его заметили, чтобы его любили. Много лет это работало — он работал на привлечение, — пока сам не начал делать нечто большее, чтобы его ценили не за то, как сладко он выскуливал мольбы о любви, а за то, как он бросался в огонь и воду.
Ему в секунду показалось, что Эдди сможет всё это обесценить одним своим существованием. Просто потому, что он был невероятно красив, богически вежлив и невъебенно желанен. Пусть Бак не сразу осознал, насколько сильно было его падение, он даже не предположил, что этот человек сможет стать ему буквально всем: семьёй, другому, наставником.

В о з л ю б л е н н ы м.

Эван, не сотвори себе кумира. Иначе мир будет обречён.

Эдди Диаз.

Что ж, кумир был сотворён. Врата в ад открыты.
Эван Бакли, ты был хорошим парнем. Или не очень.

Он даже не стал подходить знакомиться, только смотрел со стороны, сопел обиженным ежом, поджимал губы. Убеждал себя, что злился, потому что это была его команда!
А Эдди, мать его, Диаз у л ы б а л с я так, что голова кружилась.

"Просто конвой спас" — и такая скромность, такой голос. А Бак завёлся ещё больше: пожалуйста, можно быть не таким шикарным? Не отбирать у него последнее, что осталось?

То есть так было всё время, всю смену: Эдди Диаз вёл себя как хороший парень, а Эван Бакли всё сильнее выпячивал колючки. Он старался найти в Диазе изъян. Как это бывало: вроде человек был хорошим, а по ночам душил младенцев. Вряд ли Диаз доходил до этого, но они не могли быть в этом уверены!

Его немного спасло то, что к нему приехала Мэдди. Вечером он занимался не дрочкой под душем, как планировал, а разговаривал с сестрой, потому что он по ней соскучился. Он, конечно, думал о новеньком, но чуть меньше.

И потому он всё равно смог сорваться потом. На простой вопрос: "В чём твоя проблема?" он выдал: "Ты. Ты моя проблема, Диаз". Его правда раздражала чужая простота, которую он назвал самоуверенностью, потому что так ему легче было оправдать свою злость и зависть. И ревность. И очарованность. И уже начинающуюся лёгкую жажду.
И боль, потому что не ему было говорить об Эбби. Она его не бросала! Она просто... уехала.

Бак дышал, словно бык, готовый броситься вперёд. Знал, что не мог, но бесился. Ты кто такой, чтобы сожалеть об Эбби? Ты, мать твою, кто такой? Ке паса, Эдмундо! Ке паса!

— С чего это тебе быть мне угрозой? — Эван подавился воздухом, потому что: как, ну как он узнал? Как почувстваол?
— Вот именно, — и улыбка эта. Глаза отвёл.

С-с-сука!

Он продолжал смотреть на Эдди. Пытался заставить себя найти в нём то, что оттолкнёт, и не находил. Поэтому дышал, дышал, дышал. Хен коснулась плеча: "Дай ему шанс".
И Бак, словно телок на веревочке, решил, что он так и сделает. Что позволит Диазу себя разочаровать, чтобы не капать слюной на то, что ему было незнакомо, но уже так нравилось.

Поэтому он пошёл с ним доставать гранату из этого несчастного коллекционера. А что могло случиться?

Ничего же, да?
Правда?..